Алло, алло, вы слышите меня?
Мой голос в трубке вашей раздается.
Я из ушедшего зову вас дня,
Боюсь, что ненароком связь прервется.
Да, между нами три десятка лет.
Ответьте, как вы, хорошо живете?
Вот почему-то связи часто нет,
И не найдешь вас, вы же на работе.
Исповедальное
Жилище преданной подруги.
У окон – морем лебеда…
Я был единственным в округе,
Кто мог заглядывать сюда
Она меня тайком встречала,
В глазах проглядывала грусть,
Я целовался для начала
И говорил себе: – Ну, пусть!
Спитак
Это был декабрь, и декабрь был мёрзлым,
И сыну куртку тёплую одела Арегназ…
Она его увидела через неделю, мёртвым,
Без курточки, которая была ему как раз.
Это был декабрь. Безмолвным серым утром
Закричало эхо далеко в горах,
И за бесконечно долгую минуту
Красивый белый город превратился в прах.
- (Записки из подполья)
Вот нам всё время твердят, что наш народ как-то вял, апатичен, не то что, к примеру, афганцы, или те же французы. Налоги ему поднимают – а он молчит. Коммунальные платежи до небес взвинтили – снова молчит. Землю родную продают – а он и не чешется даже.
Но это не так. Есть, есть и в нашем обществе пассионарии!
В преддверии дня независимости, неравнодушные к газированным автоматам граждане вышли на аллею Небесной Сотни и очень смело выразили там свою гражданскую позицию.
Когда на Россию надвигается беда, люди бегут в магазин и скупают соль, спички и всевозможные крупы.
Когда беда нависает над Соединенными Штатами Америки, американские граждане сметают с полок супермаркетов туалетную бумагу.
Я долго ломал себе голову над тем, почему так происходит? И, наконец, понял.
Русские люди пытаются спасти свои жизни, и потому закупают продукты и спички, а американские хотят прежде всего спасти свои задницы.
У нас разный менталитет!
Раньше нам говорили:
– Весь мир с нами!
А разные там кремлевские пропагандисты потешались над этим:
– Помилуйте! – восклицали они. – Как может быть с вами весь мир, если во многих странах даже и не слыхали о таком государстве, как Украина?
И тогда возникла новая формулировка: «С нами весь цивилизованный мир!»
Построил нас как-то на плацу майор Карнаухов и говорит:
– Товарищи солдаты! Сегодня вся наша страна выходит на коммунистический субботник! Командование узнало, что и вы тоже хотите принять в нём участие и решило пойти вам навстречу!
Далее последовала команда:
– Первая рота – на право! Шагом марш!
– Вторая рота – на лево! Шагом марш!
И мы, чеканя шаг, с задорной песней, двинулись на субботник.
- Ложись! Ложись! - Егор делал знаки в воздухе рукой, словно придавливая кого-то невидимого ладонью к земле.
- Па, да чё ложись-то, - возразил десятилетний Семка, худенький мальчуган с пятнами зеленки на стриженой голове - Прошлый раз бабка Макарчиха в воронку схоронилась а ее все равно убило. Ты ж сам говорил - два раза в одно место не попадет, а убило же.
При прошлом обстреле, дня три назад, соседка их, Степанида Макаровна, бабка Макарчиха, и правда, помня слова Егора, что в одно место два раза не попадет, сиганула в воронку от снарядного разрыва и залегла там. Не убереглась старая Макарчиха. Осколок вошел в спину, под лопатку, и охнуть не успела бедная баба. Умерла тут же, на месте, без мучений.
Вспыхнет свет на Приморском бульваре —
Это город зажжёт фонари.
На Ракушке оркестр заиграет,
Можешь слушать, а хочешь — смотри.
Нет свободных скамеек под вечер,
Горожанам здесь всё по душе.
Здесь и отдых, и новые встречи,
И свиданья знакомых уже.
- Чёрный юмор
– Доктор, у меня муж умер.
– А он был провакцинирован?
– Да.
– Это хорошо. Вам тоже надо провакцинироваться.
Зубная щётка уже давно привыкла к одиночеству. Она даже научилась находить преимущества в такой жизни – во-первых, просторный пластиковый стаканчик без соседей, пусть не очень чистый, но она же понимает, что Хозяин мужчина и не знает, что там смертоносные микробы на дне заводятся… Во-вторых, зубная паста только для неё одной – часто, конечно, засохшая, ведь колпачки у этой породы людей всегда бесследно исчезают... Она вообще подумывала, что и весь ванный мир принадлежит только ей, хотя там жили ещё бритва, одеколон, мыло и полотенце, но эти предметы не часто, но менялись, а она была долгожительницей. Да что говорить – зубная щётка пережила даже крем для рук, вместе с которым здесь и поселилась!
- красивая китайская легенда
Как-то Ученик пришёл к Мастеру и спросил:
- Я три года повторяю за тобой всё, что делаешь ты, Мастер. Когда ты отдыхаешь, отдыхаю и я. Когда встаёшь ты, встаю и я. Когда ты выходишь на улицу, я тоже выхожу. Я научился видеть зелёный осколок в зелёной траве и белый снег на белом дереве. Моё лицо уже не боится ни жары, ни холода, а сердце бьётся медленно и спокойно. Я пью чай и вдыхаю аромат деревьев и кустов. Если я вижу повозку, я знаю, куда она едет. Если я не вижу повозку, я всё равно знаю, куда она едет. Может, я уже стал Мастером?
«Какое прекрасное лицо! Такие женские лица я видел только на старинных гравюрах и вдруг здесь…» - подумал Головкин. Лицо действительно было прекрасно – высокий чистый лоб, на который якобы случайно спала белокурая прядка, яркие синие глаза, румянец, и не нарисованный, а природный, это Головкин определять умел. Восхитила его белая, как будто никогда не видевшая солнечного света кожа, очаровательная шляпка с небольшой вуалью, шея, прикрытая якобы небрежно повязанным шарфиком… Он успел рассмотреть даже пальцы, украшенные дорогими перстнями… Женщина улыбалась каким-то своим мыслям, взгляд её, не задерживаясь, пробежал по Головкину и устремился вверх, строго очерченный профиль проплыл мимо и Головкин с трудом подавил в себе желание обернуться.
Отдав монстру по имени ЖКХ половину пенсии, расстроенный Широков вышел из банка и сел в свои «Жигули». В боковое стекло сразу постучали. Давно запрещённый парковщик протянул Широкову руку и замер в ожидании денег. Их ещё не запретили.
- Вас же нет, я по телевизору видел. – сказал Широков, протягивая двести рублей.
- Всё относительно. Сегодня меня нет, завтра тебя, послезавтра телевизора. – ответил парковщик и канул вместе с деньгами.
Широков ещё больше расстроился и, едва отъехав, совершил манёвр под названием «разворот».
Ярыжные люди – откроем-ка книги! –
Сидели в ночи у костра.
То – голь перекатная, сплошь шаромыги,
У них ни кола, ни двора…
Протяжные песни тоскливые пели,
В исподнем топтали росу.
Над ними холодные ветры гудели,
Из глаз вышибая слезу.
Слово за слово… Тронулся поезд,
Оставляя шумливый перрон.
Пассажиров в купе моём – трое.
Мчит по Крыму московский вагон.
За окном и сады, и домишки,
И лугов потемневших ковры.
Чай в дороге сегодня не лишний –
Вечный символ вечерней поры.
Мне осень подарила фото.
Анфас и профиль. Серый дождь.
За эту чуткую заботу
Пред ней расшаркаться пришлось.
Благодарил за сырость листьев,
За луж стальной холодный блеск,
За то, что не судебный пристав
Ко мне нахально в душу лез.
Ты со свежим букетом стоишь у меня на пороге,
Из расстёгнутой куртки видна упаковка конфет.
Я, конечно, впущу, потому что ты прямо с дороги.
И накрою на стол, и полезу за стопкой в буфет.
После тёплого душа возникнешь в махровом халате,
И прижмёшь бесшабашно, и снова солжёшь, что ты – мой.
А пригубив коньяк, с наслажденьем закусишь салатом.
И почудится мне, что и впрямь ты навеки со мной.
Подробнее ...
Сергей уже час бесцельно мотался по городу…. Сорвавшись из дому после звонка Ларисы, он не мог успокоиться….
Перед глазами мелькали улицы, городские кварталы и снег… Снег под колесами, снег на обочинах, снег, порхающий в воздухе…
Никуда не скрыться от этого белого пушистого чудовища, как и от слов бывшей жены.
- Алиса не приедет к тебе на новый год, и вообще, пора бы тебе понять, что у нас своя жизнь, и в ней для тебя нет места.
Сумерки зимнего утра подчеркивали многочисленные мерцающие огни новогодних гирлянд.
Мы давно соседи по даче,
И учились мы тоже вместе.
Он своей улыбки не прячет,
Мир действительно слишком тесен.
Не забор – растёт ежевика,
Дача справа и дача слева.
Для него я всё та же – Вика,
Он со мной всё тот же – не смелый.
Южной ночи паутина,
Свечки мягкий свет,
Книги рукопись, гусиных
Пёрышек букет.
Кудри чёрные поэта,
Смуглая щека.
Будут сотканы сонеты,
Лирики строка.
