Я не представляю, как бы выдержал тот длинный и утомительный рейс, если бы не шахматы. Кануло в лету время больших уловов, фирма, нанявшая нашу плавбазу, не отвечала на запросы. Мы дрейфовали по безбрежной глади вод, и капитан напрасно вглядывался в горизонт, где парящая дымка сливалась с легкими перистыми облаками.
Задумывался ли я раньше о том, что мне придется голодать? Голодать не в лечебных целях, а по-настоящему, да так, что похудею на десять килограмм. Нет, конечно! Я же не в блокадном Ленинграде! Не учел только самой малости – против меня будет развязана война на уничтожение, а на войне, как известно, все средства хороши. Да, на войне как на войне!
Сны приходят к нам каждую ночь, мы просто не запоминаем их. И вещие сны нам тоже посылаются, но и они быстро исчезают из головы. Обычно после увиденного сна сразу просыпаешься, но в то же время сразу и засыпаешь. Чтобы сон запомнить, надо его рассказать. Близкий человек должен быть рядом, чтобы и он этот сон запомнил и в роковой час предупредил тебя. Так случилось со мной,
Каюсь, я долгое время не придавал значения эндшпилю. Я старался в шахматной партии все решить в середине игры. Любил авантюрные варианты, охотно жертвовал фигуры. Меня манил вихрь комбинаций. Стоило ли думать об эндшпиле, когда рушились пешечные преграды, и взламывалась защита. И противник вынужден был класть своего короля. Шахматы не были целью моей жизни. Для меня это была просто игра. Серьезные игроки думали об эндшпиле и старались не тратить сил впустую. И в эндшпиле так сказывалась каждая сбереженная пешка, становившаяся ферзем.
Играть в шахматы я начал рано. Когда учился еще в первом классе, я буквально надоел всем окружающим меня взрослым и своим сверстникам, преследуя по пятам людей, умеющих передвигать фигуры на доске. Я не успокаивался, пока не обыгрывал очередного партнера. Никаких книжек по теории любимой игры я не знал, тогда, в послевоенные годы, не только этих книжек не было, вообще мало книг попадалось. Были и голод, и холод, но я ничего не замечал, если передо мною разворачивалась чудесная цепь построений на черных и белых клетках.
Подробнее ...
- И Пушкин падает в голубоватый, колючий снег..., - произнесла Татьяна Ивановна и испугалась.
«Что это?.. Откуда?.. А что дальше?..» - молнией пронеслись в голове у нее вопросы,
и вдруг она неожиданно для себя продолжила как будто на автомате:
- Он знает: здесь конец. Недаром в кровь его влетел крылатый,
Вранці Василь Петрович вийшов на ганок. День обіцяв бути чудовим: ясне сонечко, легенький вітерець і приємна вранішня прохолода. Як завжди, дід пішов у садок подивитися, чи достигли черешні. Три дерева, вкриті червоними і рожево-жовтими ягодами були його і радістю, і гордістю (бо таких сортів не було ні в кого з сусідів), і непоганим заробітком. Але гарний настрій діда як рукою зняло, коли він поглянув на дерева: декілька гілок були зламані, на них де-не-де безпомічно висіли соковиті ягоди. Серце защеміло від болю.
В низине, среди пологих холмов, блеснула голубизной вода. Дуплистые вербы и плакучие ивы венком обложившие берега ставка, колыхались волнами под легким ветерком, свечки камыша пускали пух, и он, будто легкий туман, ложился на воду.
Хотя воды-то, собственно, и видно не было.Почти всю поверхность ставка зеленым ковром покрывала ряска, и только на середине светились синевой чистые окна. С первого взгляда видно было, что ставку этому, может, лет сто, или больше,
