– Да. Хорошо,– сказал в телефонную трубку директор шахматного клуба, Эдуард Михайлович Мендельсон, сидя у себя в кабинете за широким письменным столом. Внезапно он насторожился.
Світить сонце променисте,
Лопотить капусне листя,
Стигнуть моркви корінці
На городі у зайців.
Ноябрьское утро было серым и безликим. Воздух, насыщенный влагой, смазывал все звуки, впитывая их в себя, как вата, и низкие тучи над городом казались размазанными по небу грязной гуашью.
Максим Валерьянович Кузнецов возвращался с базара домой.
Забудь… Не вспоминай…
Забудь о том, что я тебя любил,
Не вспоминай ни ясным днём, ни тёмной ночью…
Давно я чувства по ветру пустил,
Когда уснешь ты в час глухой,
И тьма сомкнется над тобой,
Восстанет светлый человек
эссе с долей иронии
Знать и помнить все, или хотя бы даже основные, произведения великих классиков невозможно. А ведь как хочется блеснуть своей эрудицией на вечерах памяти этих классиков, когда отмечаются их юбилейные даты!
Они сидели в креслах, наклоненными на бок под одинаковым углом.
Он был мужчиной лет около тридцати, в летнем кофейном костюме. Она – красивой молодой женщиной.
Как боюсь я тебе надоесть,
Как боюсь оказаться ненужным,
И однажды напротив присесть,
И поймать твой взгляд равнодушный.
Мгла расступилась,
И день засиял
Ясный
Над сонным кладбищем.
«Иногда я думаю, что люди умирают не от старости, а просто от того завистливого сознания, что им больше никогда не быть молодыми».
Энн Ветемаа. «Усталость»
Раньше на улицах висели плакаты: «Народ и партия – едины». И все было ясно, четко и понятно. Партия у нас – одна: коммунистическая. Народ тоже один – советский. И они едины, как сиамские близнецы. Чего ж тут не понять? Даже и тупому все ясно, кажется. А потом чехарда какая-то пошла.
В душе поэт
Наш алтарник Валера, подвижный мужичок за «сороковник», обросший черной кучерявой бородкой, обладает прекрасным баритоном. Запоет, бывало, народные песни, перебирая струны на гитаре – заслушаешься! Понятно: такой в любой компании – свой!
11
Восемь часов тридцать пять минут. Филиппе опять не появился. Остается последняя надежда –
Летчик
Жорж, низкорослый старичок с плешивой головой и огромной бородищей, пономарь новый, в алтаре от всего испуганно шарахается и крестится невпопад. Состоял он прежде недолго сторожем и одновременно дворником при храме: ночью блаженствовал на топчане в сторожке, днем помахивал метлой по дорожкам внутри ограды.
9
Этим же вечером я сажусь на манильский поезд и отправляюсь в обратный путь.
И снова я лежу на верхней полке купейного вагона и кручу шариками в котелке. И шарики скачут в моей черепной коробке,
Дождь хмуро барабанит по оконному карнизу.
Она садится за стол и втыкает штепсель в розетку.
5
Ровно в шесть часов десять минут я входил в сквер имени Сальвадора Дали. Это было тихое приятное местечко –
I
-…Ваше величество женщина!
Подробнее ...
Автор предупреждает!
Все события, описанные в этой повести, ведутся от лица сумасшедшего и являются его бредом. Никакой ответственности за возможное сходство героев, рожденных больной фантазией Федора Ивановича Лапшина, с реальными лицами, автор не несет.
Раньше в питейно-закусочных заведениях кто имел дело с посетителями? Половой, прислуга, ванька…
1
Девочка в сиреневой кофточке подняла вверх худое веснушчатое лицо и, зажмурив глаза, осторожно ступила в классики.
– Мак? – спросила девочка.
– Мак,– откликнулись чистые звонкие голоса.
