По диплому я филолог. Совсем недавно вспоминали с Юрием Конецким моих учителей: профессора Дергачева, профессора Матвеева, профессора Блажеса, профессора Эйдинову, преподавателей В.Бабенко и Л.Быкова (ныне один из них ректор института, другой – профессор университета, член редколлегии журнала «Урал»). До сих пор отношусь к ним всем с величайшим почтением и уважением, как бы о них ни злословили. Смею считать, что кое-чему они меня все-таки научили. К слову сказать, я была не последней студенткой: старостой группы и, как говорится, «отличницей, спортсменкой, комсомолкой».
Стихи писала всегда, начиная с одиннадцатилетнего возраста, но попыток опубликовать их не предпринимала до тех пор, пока не пришла в университет подавать документы на факультет журналистики: в приемную комиссию надо было представить список(!) публикаций. Отправила небольшую подборку в «Комсомольскую правду», но, получив оттуда в ответ нечто невразумительное, махнула на все рукой и поступила на филфак, о чем никогда не пожалела. А стихи … как писала, так и пишу
Наше-то поколение воспитывалось на романах Н.Г.Чернышевского. Вспомните-ка четвертый сон Веры Павловны: основное в жизни человека – это труд на пользу общества, а досуг посвящается искусству: петь, танцевать, сочинять стихи или музыку пожалуйте в свободное время.
К тому же, наша история предлагает немало подобных примеров. Отец классицизма Н.Г.Державин был поэтом по совместительству, А.С.Грибоедов служил дипломатом, И.С.Тургенев и В.И. Даль – в одном ведомстве, М.С. Лермонтов и Д.Давыдов были военными, и Анна Ахматова, и Владимир Высоцкий в Союзе писателей не состояли.
Долгое время в России считать профессией умение сочинять никому не приходило в голову. Мысль эта осенила советских функционеров в 1932 году с целью контролировать творческий процесс. И входили в Союз не самые лучшие и талантливые, а преданные господствующей идее представители. Поэтому рассуждения г-на. Б. по поводу того, что среди маститых профессионалов было и есть немало графоманов, не нова. Владимира Высоцкого, например, слушали и любили все, а функционеры признавать его поэтом не спешили. Так и ушел от нас бессоюзным. Кстати, по профессии он был актером..
Я всю жизнь учила людей читать и понимать поэзию. Как и господин Б., не очень люблю «асадовщину» (предпочитаю А.Тарковского и Ю. Левитанского), но народ покупает книги этого поэта. Мне самой мои читатели и почитатели недавно подарили томик его стихов. И никакими статьями, приказами или другими мерами не заставить людей покупать книги члена Союза писателей, если они ориентированы не на конкретного читателя, а в пространство.
Недавно на открытии Поэтического марафона слушала вместе со своими единомышленниками одного поэта, о котором г-н Б. отзывается положительно. Форма соответствует содержанию. Рифма и ритм идеальны. Темы оригинальны. Скука смертная. Делюсь своими ощущеньями с соседом, а он мне в ответ: «Да ты что!!! Он же член Союза!!!» Вот и г-н Б. считает, что членство в союзе прибавляет стихотворцу популярности и авторитета. Ан, нет! Не хочет рядовой читатель слушать того, что его абсолютно не задевает, не трогает, не волнует. Ему давай графомана какого-нибудь, который описывает простые человеческие чувства доступным языком. Поэзия – это цепь ассоциаций. И они должны быть прозрачны не только для автора, но и для читателя. Если все иначе, то это уже заумь. Для примера приведу строки одного поэта-любителя:
Хорошо, если верит душа.
Хорошо, когда солнышко светит.
Хорошо, если жить не спеша.
Хорошо, когда радуют дети.
Хорошо, когда минет гроза.
Хорошо, если добрые вести.
Хорошо, если смотришь в глаза.
Хорошо, что мы все еще вместе.
Хорошо, когда трепет в груди.
Хорошо, если жизнь получилась
Хорошо, когда ночь позади,
А с тобой ничего не случилось.
Графоман он и есть графоман: ничего нового в этом стихотворении нет, но как сказано! «Хорошо, когда ночь позади, а с тобой ничего не случилось». Сразу видишь перед собой пару немолодых, угасающих, уставших, больных людей, вынесших на своих плечах все тяготы этой жизни, но сохранивших теплоту и взаимопонимание в отношениях. Ни один молодой поэт так не скажет, для этого надо прожить на свете лет шестьдесят. Кстати, Тютчев, Фет, Тургенев свои лучшие строки написали уже в зрелом возрасте.
Хорошенько изучив все признаки графоманской поэзии, которые приводит в своей статье г-н Б., я не удержалась и сочинила опус, включив в него все, что смогла из перечисленного им набора, прихватив тему, которую, по меткому выражению автора статьи в «Урале», графоманы засидели, словно мухи.
Как весело, наверное, в Париже.
Французы пиво пьют на Сен-Жермен.
Как я этих буржуев ненавижу!
Они живут без всяких перемен.
Никто у них с плакатами не ходит,
Не сотрясает криками основ
Давно ли неразменный наш Володя
Им под гитару пел а-ля Блинов.
Он был и моветон, и маргинален,
На зависть всем талантлив был он, блин.
И в чувствах на все сто оригинален.
Ну как тут не прославиться, Марин.
Зато у нас то выборы, то драка,
То острый дефицит, то профицит.
И ни одна вонючая собака
Не верит ни в любовь, ни плебисцит.
Сейчас бы оказаться мне в Париже,
Хлебнуть бы чуть пивка на Сен-Жермен.
И пусть я всех буржуев ненавижу,
Мне хочется пожить без перемен.
Причем это, с позволенья г-на Б., стихотворение имеет неизменный успех у публики.
И меня внезапно осенила мысль, что для нашего времени это, вероятнее всего, и есть настоящая поэзия, а не то, что выдает за нее г-н Б.
В периоды крутых переломов в стране, да и во всем мире происходит ломка общественного сознания, и на первый план выходят совсем другие интересы. Весь 19 век прошел на разделе «искусства для искусства» и «искусства действительности». Даже «солнце русской поэзии» А.С.Пушкина предлагали «сбросить с парохода современности».
В начале 20 века те же Демьян Бедный и молодой В. Маяковский выдвинули свои эстетические программы:
Как родная меня мать провожала,
Тут и вся моя родня набежала.
Ах, куда ты, паренек? Ах, куда ты?
Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты
(Д. Бедный).
Я волком бы выгрыз бюрократизм.
К мандатам почтения нету.
Ко всем чертям с матерями катись
Любая бумажка, но эту...
(В.Маяковский)
Далеко от той поэзии, на которую уповает г-н Б., но тоже имеет право на существование. Так пусть пишут все: графоманы и не графоманы, поэты и прозаики, члены Союза писателей и любители, а читатель выбирает, кому он отдаст предпочтение.
Время всех рассудит и каждому определит ступеньку на поэтической лестнице Парнаса.
Чьи это слова? Не помню.
Комментарии
Ее обозначил еще Маяковский (который был прежде всего именно придурком а уж потом всем остальным), рисуя идиллию будущего:
Землю попашет - попишет стихи.
Так вот писатель без ПРОФЕССИОНАЛИЗМА пописывателем и останется, о чем свидетельствуют последствия гибели СП СССР, поддерживавшего профессиональных писателей.
Лермонтов был таким же военным, как сосланный на Колыму академик - лесорубом.
Грибоедов был классическим "автором одной книги".
Высоцкий к ПОЭЗИИ отношения не имеет; его уделом был конъюнктурный кич.
А Лев Толстой не вступил в СП лишь потому, что был помещиком и мог прожить без помощи Литфонда между выходами двух своих книг.
Впрочем, обо всем этом я уже писал в своей книге "В начале было Слово"
https://ridero.ru/books/v_nachale_bylo_slovo_1/
гораздо изящнее-с.
Много у нас есть маститых, да заслуженных, и сидят они в президиумах, да дуются от важности, как индюки. Одна беда: никто их читать не желает- не понимает, значит, читатель, всей глубины их бессмертных творений. А мы-то, грешные, хотя и не снимаем звезд с небес, но зато и в гении не лезем.
RSS лента комментариев этой записи